“Окопная правда” от Живова о боях на Одере

Почти три четверти века назад, советские войска, форсировав р.Одер, выходили на “финишную прямую” к Берлину, к Победе…

 

Бой за Одером, или ещё об «окопной правде» великой войны

Автор: Клеванец Юрий Васильевич, историк, краевед.

 

 

 

9 мая 2006 года ушел из жизни ветеран Великой Отечественной войны, почётный гражданин города Осиповичи Алексей Федорович Живов.

 

 

 

 

 

 

В марте 2006 года Алексей Федо­рович передал автору этих строк свой архив. На основании документов ветерана, его запи­сей и устных воспоминаний мною подготовлен очерк, который я посвящаю памяти А. Ф. Живова и всех, кто отдал свои жизни за ту Великую Победу.

1. Подготовка атаки.

19 января 1945 года в составе наступающих советских частей 124-й отдельный Любанский танковый полк под командованием полковника Киселева перешел границу Германии, а 23 января, пройдя с боями пятьдесят километров, танкисты вышли к реке Одер.

Экипажи уже знали, что передовые подразделения захватили на западном берегу реки плацдарм, и их полку предстоит прорыв обороны немцев с этого плацдарма. Одна­ко из-за больших потерь полк был небоеспособен. Ночью 24 января танкисты получи­ли приказ выйти из боя и сосредоточиться в городе Бернштадт (1) для восстановления материальной части и пополнения. Самостоятельно в Бернштадт приехали только четыре танка, из них лишь один совсем не имел повреждений.

В течение недели ремонтные подразделения свозили в город оставленные по дороге подорванные на минах и подбитые артиллерийским огнем машины, и к 7-му февраля в полку насчитывалось уже 11 полностью боеспособных танков (то есть одна полноцен­ная рота плюс командирский танк). Экипажи также получили пополнения. В ночь на 7/8 февраля полк совершил еще один марш к городу Валау (2), где была только что постро­ена переправа через Одер.

С рассветом на мост двинулась 2-я рота под командованием капитана Юрченко (она считалась самой боеспособной, так как понесла наименьшие потери в людях, именно ей и отдали восстановленную матчасть). Однако противник очень быстро обнаружил переправу, и даже головному танку ротного пришлось идти через реку под сплошным обстрелом. За командирским танком на плацдарм переправился взвод старшего лейтенанта Живова. За последней машиной этого взвода произошло попадание по настилу мо­ста, движение взводов старшего лейтенанта Рыбкина и старшего лейтенанта Гончарова было остановлено. С берега к разбитым участкам моста бегом бросились саперы, а тан­ки отошли в лесок, чтобы не быть мишенью для немецких артиллеристов.

Вскоре настил был отремонтирован, комендант моста просигналил флажками «Заводи!»

Танки вновь пошли на плацдарм. Капитан вывел свою роту в лес примерно в 2-х километрах от передовых окопов. Экипажи получили приказ копать капониры, а командиры роты и взводов были собраны на НП передового стрелкового батальона для реко­гносцировки переднего края противника. Там их встретили «Батя» — полковник Кисе­лев и помощник начальника штаба по разведке старший лейтенант Фортальнов. Вместе с пехотными командирами офицеры-танкисты наметили ориентиры и колонные пути выхода танков к переднему краю обороны, проходы через окопы советской пехоты, по возможности изучили оборону противника и расположение его огневых точек. Затем командиры танковых взводов вернулись к своим экипажам. Противник вел плотный огонь по плацдарму, поэтому перемещаться по нему можно было только по-пластунски или короткими перебежками.

Правее сосредоточения полка был укрепленный пункт немцев — деревня Юртч. Танкистам была поставлена задача: совместно с пехотой (части 12393 пехотного полка и 373 пехотной дивизии) прорвать оборону в районе деревни и в дальнейшем наступать на деревню Зигендорф. Вторая рота в составе 7 танков (взвод Живова и взвод Гончарова плюс командирская машина) и представляла собой ударную группу. Третий взвод старшего лейтенанта Рыбкина командир полка оставил в резерве.

«Надо сказать,— вспоминал через много лет Алексей Федорович Живов, — что экипажи у нас были бывалые, опытные, обстрелянные, что называется — сколоченные. В перерывах между боями они постоянно тренировались на устранение неисправностей, могущих случиться в бою. Полковник Киселев и непосредственный командир капитан Юрченко всячески поддерживали, например, соревнования между экипажами — кто быстрее разберет и соберет пулемет или затвор пушки. Соревновались (даже и с завязанными глазами) и командиры танков, и командиры орудий, и заряжающие. В победи­телях чаще всего оказывались старший лейтенант Петр Гончаров и командир орудия старший сержант Петр Котлов из экипажа Юрченко. Да и в остальном Гончаров и Кот­лов были примером для прочих танкистов” — заключает Алексей Федорович.

Оставшуюся часть дня экипажи провели в подготовке к предстоящему прорыву. Так, в танке Живова командир орудия Шишкин (он был старший в экипаже, все его называ­ли Егор Иванович) много раз осматривал и проверял приводы поворота башни и подъе­ма орудия, клеммы и крепление проводов электроспуска пушки, регулировку тросов механического спуска пушки и спаренного пулемета.

Механик-водитель сержант Бутенко занимался осмотром тяг управления (все ли шплинты в наличии), проверял переключение скоростей, электропроводку от аккумуляторов. Заряжающий сержант Погудин укладывал снаряды так, чтобы их ловчее было брать при заряжании, протирал снаряды от ненужной теперь смазки (а иначе масло мо­жет пригореть при выстреле, и тогда гильзу не выбросит из ствола — придется применять экстрактор). Точно так же чистились, смазывались, подтягивали гайки и контровку и другие экипажи. К вечеру ротный зампотех старший лейтенант Седун и механик-регулировщик Евдокимов принимали каждую машину на готовность к бою.

Сами танкисты тоже почистились, побрились и даже подшили свежие подворотнички.

Рано утром ротный старшина поднял экипажи и начал раздачу завтрака.

Надо сказать, что пищу от каждого танка было принято получать двум человекам — только у них были для этого котелки. Ели танкисты по двое из одного котелка. В эки­паже Живова котелками заведовали Шишкин и Бутенко, командир ел с Шишкиным, а механик-водитель—с заряжающим. Как всегда перед боем, на этот раз была выдана усиленная порция (овсяная каша с мясом), да еще и заряжающему старшина выдал сухой паек.

Автор этих строк в разговоре с А. Ф. Живовым поинтересовался, как ветеран оцени­вает кормежку бойцов.

В 124-м танковом полку еды было вдоволь (за исключением вре­мени пребывания на Ленинградском фронте зимой 1941-42 гг. — там голодали все), и она была по возможности разнообразной. Командир Киселев лично следил за питани­ем подчиненных, и повара были опытные и старательные. Во всяком случае, непремен­ный персонаж солдатского фольклора, кашу под названием «шрапнель» ветеран не припоминает.

…Заряжающий за завтраком выглядел хмуро. Командир орудия (который Егор Иванович) посмотрел на него и говорит: «Что задумался, Володя, черпай со дна, где гуще, неизвестно еще, когда Шимчук (это старшина) нам горяченького привезет! Эх, неплохо было бы нам пообедать из кухни Гудериана!»—«Я бы согласился не обедать, но только бы поужинать там,»—улыбнулся Владимир Погудин.

Молодой взводный Живов посмотрел на своих подчиненных: танкисты шутят перед атакой—значит, будут работать как надо.

2. Атака.

Позавтракав, экипаж начал укладывать по местам амуницию. В это время к капони­ру прибежал ротный связной Попов: «Товарищ старший лейтенант, вас вызывает к се­бе командир роты!»

Живов побежал к укрытию Юрченко. Там уже был и Петр Гончаров.

Ротный уточнил задачу: «Первый взвод Живова атакует левее опорного пункта Юртча, еще левее атакует взвод Гончарова. Я иду между взводами, в 100 метрах сзади. За Юртч в бой не ввязываться, старайтесь обойти его слева, выйти на опушку леса и пере­резать дорогу Лившиц — Гайнау (3), дальше идти на Гайнау, имея локтевую связь между взводами. Радиосвязь непрерывно поддерживать со мной и с командиром полка, от пе­хоты не отрываться. Понятно? Вопросы есть? Нет? По местам!»

Взводные побежали к своим танкистам, на ходу крича: «По машинам!»

Только успели залезть в танки, как началась артподготовка. Включили шлемофоны на прием. Через треск услышали: «Орион-1, Орион-2, я — Орион, заводи!» Все коман­диры танков были на приеме и слышали команду ротного. Танки завелись разом.

Шла канонада, били орудия и минометы, «играли» «Катюши», над головами летели штурмовики. Разговаривать можно было только по радио. По команде взводные вышли из капониров и повели своих подчиненных на исходную позицию. Рота строилась в бо­евой порядок.

При рекогносцировке командиры разных родов войск решили, что танкисты пойдут в бой за 10 минут до окончания артподготовки. За это время они, по расчетам, успевали пройти сквозь боевые порядки своей пехоты и подойти к траншеям немцев так, чтобы у противника оставалось по возможности меньше времени для организации противодействия после окончания советской артподготовки. Пехота должна была обозначить про­ходы для танков поднятыми на стволы автоматов касками, а затем—следовать за ними. Взводный Живов должен был везти на броне своего танка двух человек из полковой ро­ты разведки — для наводки и целеуказания. Еще двух разведчиков вез на броне ротный.

… День был оттепельный, пасмурный. Снег с поля стаял, земля отмерзла (правда, неглубоко), превратившись в липкую кашу. Весь экипаж танка Живова прильнул к перископам, рассматривая поле будущего боя. По-видимому, то же самое было и в других танках.

Наконец, в наушниках танкошлемов услышали голос Бати: «Орионы, я Юпитер! Заводи! Вперед! Бей фашистских гадов!» Люки в танках закрылись на защелки, взревели моторы, машины пошли в атаку. Вот приближаются траншеи своей пехоты. Командир Живов переключился на внутреннюю связь, кричит: «Бутенко, видишь? Подняты две каски! Не промахнись!» Водитель отвечает: «Вижу! Понял!» Бутенко сбросил газ, танк ткнулся передними катками в противоположную стенку траншеи, клюнул носом, затем вздыбился на бруствер, перевалился, вышел на поле. В перископ видно, что пехота поднялась из траншей. Механик-водитель поддал газу. Над вражеским передним краем стеной поднимался дым — видимо, поработали «Катюши». Наконец артиллерия пере­несла огонь вглубь позиций немцев. До окопов противника — метров 100. Как с совет­ской, так и с немецкой стороны полетели ракеты наводчиков, обозначая цели для стрельбы. Немцы открыли огонь из дзотов и окопов. Начала работу вражеская артилле­рия. Живов в ответ с ходу ударил из пушки и из пулемета. В перископ было видно, как во вражеском окопе заметались каски. Тут в пулемете кончился диск.

Живов: — Пулемет заряжай!

В это время заряжающий уже разобрался с пушкой и вставлял новый диск в пулемет. Чтобы не терять ни секунды, командир ударил по окопу из пушки. Снаряд лег прямо в траншею.

Шишкин: — А, гады, попались! Нашего сала захотели!

Погудин: — Пулемет готов!

Командир ударил из пулемета, однако на этот раз не так удачно — танк качается на ходу, очередь легла с недолетом. Водитель Бутенко сбросил газ, давая возможность старшему лейтенанту прицелиться. Командир орудия комментировал стрельбу: «Давай-давай! Хорош! Еще!» Бутенко сделал короткую остановку, а затем повел танк через траншею. Стрелять нельзя, командир взялся за наблюдение.

Слева от него шли танки взвода Гончарова: ближний — лейтенанта Кирюхина, за ним — взводного, дальний — младшего лейтенанта Григорьева. Они так же вели огонь, а затем перевалили через траншею. Танки своих подчиненных, лейтенанта Огаркова и младшего лейтенанта Ефремова, Живов увидел позади себя, они притормозили перед насыпью дороги. Метрах в ста за танками бежала пехота.

Танк вышел на ровное место. Здесь — не зевай, вовсю приходится работать механизмами подъема — поворота. Перед взором перископа мелькают каски бегущих немцев. Командир непрерывно бьет из пулемета, ему вторит заряжающий из нижней стрелко­вой точки.

Вскочили в перелесок. Артиллеристы противника потеряли танк из виду, ведут уже не прицельный огонь, а по площади. Дальше одному идти опасно, могут подкараулить фаустники. Живов скомандовал остановиться. По радио запросил подчиненных. Пер­вым ответил лейтенант Огарков: «Веду бой, подошли к насыпи дороги, ожидаем пехо­ту!» За тем отозвался Ефремов. За леском, в котором остановился танк Живова, было поле, справа — лес, слева — укрепленный пункт немцев Лившиц. Туда бегут отступаю­щие немцы из траншей.

Сзади подъехал танк капитана Юрченко и все три танка взвода Гончарова. С танка командира роты скатились разведчики.

Ротный высунулся из люка, наблюдает в би­нокль, затем командует по радио: «Живов! Видишь впереди дорогу, идет на Лившиц, а в конце деревни идет дорога на Гайнау? Справа — канава. Пойдешь вдоль канавы, вый­дешь на противоположную окраину деревни, и отрежь путь отхода из Лившица. Стань в засаду, стреляй с коротких дистанций. Понял?» — «Понял!» Живов включил ТПУ (тан­ковое переговорное устройство), уточнил, поняли ли задачу подчиненные, а затем: «За­води! Вперед!» Танк качнулся, покатил по перелеску вдоль канавы. В одном месте кана­ва разлилась, чтобы нечаянно не провалиться, пришлось обходить по открытому месту. Все внимание экипажа приковала к себе деревня Лившиц, башню заранее повернули на деревню. Вот опять бегут из окопов немцы.

Бутенко: — Погудин! Немцы! Огонь!

Заработал пулемет заряжающего.

У деревни — стог сена.

Шишкин: — Товарищ командир! За стогом пушка с прислугой, вправо 10, дистанция 500!

Живов: — Вижу! Осколочным заряжай!

Командир установил нить прицела на 500 метров, стал подъемно-поворотным механизмом ловить цель на угольник. Выстрел с ходу. В перископе видно облако разрыва, которое закрыло цель. Значит — недолет. Дым отнесло ветром, тут же выстрелила пуш­ка. Ее снаряд лег левее танка, по броне ударили осколки. Началась артиллерийская дуэль.

Шишкин: — Осколочный готово!

Живов: — Короткая!

Водитель остановил танк. Командир опять крутит рукоятки. Выстрел. Бутенко тут же дал полный ход. В прицел видно, что пушка опрокинута. Шишкин:

–Есть! Гитлер капут!

Стог горит. Немцы из орудийного расчета бегут к деревне. Танк идет мимо, приближаться к стогу нельзя, там может остаться фаустник. Командир издали бьет по немцам из пулемета. Внезапно пулемет замолчал.

Живов: — Пулемет заряжай!

Погудин: — Пулемет готов!

Живов: — Пулемет не работает! Смотри неисправность! Пушку осколочным заря­жай!

Шишкин: — Влево 20, на чердаке пулемет!

С крыши одного из домов мерцает огонек, похожий на сварку, трассирующие пули летят по наступающей советской пехоте.

Живов: — Вижу! Бутенко, короткая!

 Выстрел!

С чердака полетели доски, вспышки огня прекратились. Бутенко сразу рванул пере­дачу на полную скорость.

Между домами мелькнула машина с пушкой на прицепе. Живов: — Осколочным заряжай!

Ответа нет. Заклинило гильзу в пушке, заряжающий пытается открыть затвор. Немецкая машина с пушкой может уйти. Погудин ковыряет в казеннике экстрактором. Шишкин перелез к заряжающему, стал разбираться с пулеметом.

Шишкин: — Пулемет готов!

Живов стал искать просвет между домами, где должна появиться машина. «Бутенко, короткая!» Танк встал. Живов ударил из пулемета с упреждением и увидел в прицел, как автомобиль налетел на очередь. Из кузова попрыгал расчет. Еще одна очередь.

Шишкин: — Осколочный готово!

Живов: — Молодцы!

Командир ударил из пушки. Попадание!

Живов: — Хорошо! Вперед!

По радио запросил Юрченко и Гончарова. Они не ответили. Между тем танк, клю­нув носом, рванул вперед. Оставаться на открытом месте опасно. Водитель снова взял вправо, в лесок, затем развернулся лицом к деревне. Хорошо видна дорога Лившиц — Гайнау.

…И Юрченко, и Гончаров в это время, скорее всего, были уже мертвы. Капитан, ког­да отдавал свой последний приказ, рассчитывал, вероятно, на то, что с противополож­ной стороны к Лившицу подходят танки корпуса генерала Корчагина (они тоже в этот день вели бои по прорыву обороны противника с плацдарма). Значит, пушки немцев бу­дут развернуты на правый фланг, и есть возможность внезапного удара четырех танков в тыл немецкой обороны. Для этого нужно только проскочить открытый участок при­мерно в 800 метров. Надо сказать, что капитан, судя по журналу боевых действий пол­ка, уже использовал такой тактический прием около года назад, во время окончательно­го изгнания немцев из-под Ленинграда, и использовал с успехом.

Однако теперь, едва выйдя из леса, Юрченко и взвод Гончарова попали цод огонь противотанковой батареи. Капитан доложил об этом командиру полка. Экипажу танка удалось подбить одно орудие, после чего все оставшиеся немецкие пушки перенесли огонь на танк ротного. Двумя последующими выстрелами танкисты уничтожили еще две пушки. Однако и сами получили попадание. Это случилось как раз посередине по­ля. Водитель Слепов и командир танка были ранены. Горящий танк пока двигался, Юр­ченко удалось подбить еще одну пушку.

Второе попадание немецкого снаряда заклинило башню. Теперь осталось одно — покинуть танк. Экипаж вместе с двумя разведчиками под прикрытием дыма от горящей машины бросился к единственному на этом поле укрытию — канаве. Немецкие артиллеристы перенесли огонь на танки Гончарова.

Некоторое время танкисты потратили на то, чтобы перевязать Юрченко и Слепова, а затем обнаружили, что атакованы немецкой пехотой. Видя безвыходность положения, капитан сам поднял своих подчиненных в атаку…

… Экипаж Живова немного отдышался. Немцы опять потеряли их танк из виду. Водитель заглушил мотор. Командир поднял люк. У всех внутри началось легкое головокружение от свежего воздуха.

Два полковых разведчика так и ехали на танке, прикрываясь башней. Старший лейтенант приказал им залечь метрах в 20 позади танка, прикрывая тыл, а сам стал осматри­вать местность. Экипаж в это время готовился продолжать бой.

Живов решил доложить о выполнении задачи. Однако Юрченко не отвечал. Вызвал Гончарова — тоже молча­ние. Связался с полковником Киселевым. Ответил радист. Взводный доложил свои ко­ординаты. Ответ: «Будьте на связи».

Через минуту на связь вышел комполка. «Тебя понял, стой на месте, береги снаряды, бей наверняка. Где Юрченко и Гончаров? Почему не отвечают?» — «Юрченко и Гончарова не вижу, связи с ними нет».

В это время Шишкин толкнул командира: «Товарищ старший лейтенант! Между домами проскочила машина!» Живов повернул башню. В прицел виден грузовик с прицепом, на котором миномет.

Живов: — Осколочным без колпачка заряжай! Погудин: — Готово!

Выстрел. Снаряд не долетел метров 50. Снова прицеливание. Живов: — Пушку заряжай! Погудин: — Готово!

Выстрел. Снаряд попал под прицеп. Машина остановилась. Сидевшие в ней нем­цы побежали в деревню. Живов ударил из пулемета.

Погудин: — Еще одному миномету и двум немцам капут!

Теперь надо уходить. Механик-водитель по приказу командира сдает назад и укрывается среди сосен. Разведчики при этом спешно залазят на танк, боясь, что о них забу­дут. В это время из деревни начинается обстрел того места, где танк стоял еще полмину­ты назад. Пехотинцы спрятались под днище. Немцы повели беглый огонь. Два или три снаряда упали вблизи танка. Экипаж успел засечь одну из стрелявших пушек.

Обстрел закончился. Погудин открыл люк в днище, кричит разведчикам: «Целы?» Один из них, по фамилии Слуквин, отвечает: «Власов ранен в ногу, дайте бинт!» Погу­дин ныряет в десантный люк.

Рана у Власова небольшая. Осколок пробил сапог и ватные штаны, повредил мяг­кие ткани. Сильно идет кровь.

Решили затащить Власова внутрь танка. Командир пока взял с погона башни приготовленную еще вчера самокрутку, закурил, пуская дым в люк. Заряжающий, проталкивая раненного снизу внутрь танка, сам остался на улице и теперь через командирский люк полез на свое место.

Шишкин попросил товарища старшего лейтенанта докурить бычок. Живов отдал — не жалко. Окурок был маленький, и командир орудия пошутил: «На, кум, докури, а то губы печет!» Все засмеялись. «Экипаж духом не падает», — подумал молодой коман­дир.

Потихоньку темнело. Стрельба несколько стихла, из сплошного грохота стали слышны отдельные выстрелы. Ни советской пехоты, ни танков не видно. Скорее всего, немцы на этот раз смогли остановить порыв наступающих. Живов запросил по радио подчиненных Огаркова и Ефремова. Получил ответ: «Ведем огонь с места. Находимся в квадрате 125/827. Пехота залегла. Противник ведет фронтальный и фланговый огонь. Впереди лес и болото».

Затем командир взвода связался с полковником Киселевым. «Стою в засаде, доро­гу держу под прицелом, движения по дороге нет». В ответ комполка приказал стоять на месте.

В это время заряжающий доложил, что на дороге—легковая машина. Шишкин попросил: «Товарищ старший лейтенант, дайте, я ее!» Живов встал в командирскую башенку, Шишкин занял его место. К машине полетела очередь трассирующих пуль. Автомобиль опрокинулся «Молодец, Шишкин!»

3. Отступление.

В это время по внешней связи слышно: «Орион-2, Орион-2! Как слышишь, Орион?» — «Я Орион-2, слышу вас!»—«Я Юпитер (Ковалев). Прибыть в квадрат 127/829. Обрати внимание на деревню. Наши предупреждены. Как понял? Прием!» — «Понял. Выполняю».

Судя по карте, комполка приказал вернуться на позицию, откуда началась атака. Поговорив с экипажем, Живов решил обойти разлив канавы по лесу, пока еще светло, а затем рвануть через поле. Погудин приготовил ракетницу с зеленой ракетой. Разведчик Слуквин спрятался за башней танка. Поехали.

Лужу при канаве обошли относительно спокойно. Вышли на край леска. Приготовились: развернули башню на деревню, вставили диски в пулеметы, раскрыли затвор пушки. На краю деревни увидели две «тридцатьчетверки» с опущенными стволами. Не­ужели это танки взвода Гончарова? А что с экипажами?

Край леска приходился примерно напротив середины деревни. Проехали несколь­ко десятков метров—и взволнованный крик Шишкина: «Командир, пушку вправо, смо­трите, выкатывают орудие!» Погудин без команды докладывает: «Осколочным готово!» Танк идет, цель прыгает, никак не поймать. Живов, чертыхаясь, крутит рукоятки навод­ки. Выстрел — мимо, снаряд попал в стоящий рядом сарай. Заряжающий тут же дослал второй. Выстрел!

Второй снаряд лег совсем рядом с пушкой. В прицел видно, как попадали артиллеристы из расчета. Однако танк уже засекли, по нему начали стрелять с трех направле­ний. Живов успел найти еще одну пушку. Один выстрел — мимо, недолет, второй вы­стрел — мимо…

В эту секунду послышался звук, похожий на сильный щелчок. Все заволокло каким-то туманом, сознание уплыло. Командира приподняло, затем шлепнуло на место, ноги соскочили с педалей ножного спуска.

Когда Живов очнулся, танк медленно ехал вперед. В башне плавал густой дым. Посмотрел вниз — механик, пытаясь поддать газу, дергает по колено оторванной ногой. В это время очнулся Шишкин и сразу же полез вниз, стал стаскивать Бутенко с места. Внизу тесно (там еще и разведчик Власов, он сидит, будто окаменев). Шишкин кричит Власову: «Что смотришь, помоги!» Лицо разведчика посечено мелкими осколками и за­лито кровью, он не видит. Тогда вниз спустился заряжающий Погудин. Вдвоем с Шиш­киным они перетаскивают раненого Бутенко в башню. Шишкин занял место водителя. В это мгновение Живов увидел, как немецкая пушка выстрелила еще раз. Снаряд мед­ленно пронесло над танком, он разорвался где-то в лесу.

Танк остановился. Живов смог поймать пушку в прицел. Выстрел! Снаряд лег ря­дом с целью. Все—про эту пушку можно забыть, хотя бы на время.

Но обстрел продолжается. Где-то еще есть орудия. Где? В одном месте между дома­ми деревни—какие-то силуэты людей. Пушки не видно, но она, скорее всего, там. Жи­вов доворачивает башню…

В это время Бутенко уже перетащили в боевое отделение, Шишкин сидит на его ме­сте в луже крови, дергает рычаги переключения скоростей. Погудин вернулся на место, досылает в казенник новый снаряд. Живов всматривается в прицел.

Так и есть! На секунду командир видит в прицеле отблеск от орудийного ствола между домами. Значит, он прицелился правильно! Выстрел!

Воют шестерни коробки скоростей. Танк, клюнув носом, срывается с места. Шиш­кину все-таки удалось включить скорость! В том месте, куда послал снаряд командир — вспышка выстрела и сразу же — разрыв танкового снаряда. В следующий миг — удар по танку, волна тошноты. Немецкая пушка уничтожена, но и танк подбит еще раз. Внутри башни опять не продохнуть от дыма.

Теперь уже все, финал: немецкий снаряд пришелся на моторное отделение. По по­лу растекается лужа соляры. Сейчас начнется пожар. Однако Погудин еще раз заряжает пушку. Времени искать противника уже нет, Живов посылает снаряд в то же место, где была предыдущая цель, командует: «Из машины!» Командир выскочил через свой башенный люк, снаружи тащит через люк меканика-водителя безногого Бутенко, которо­го из танка подталкивает Погудин. Бутенко, ранее не чувствовавший боли из-за шока, теперь беспрестанно матерится: ему очень больно. Из башни один за другим вылезли Шишкин и разведчик Власов. Весь экипаж контужен от попаданий снарядов, людей ка­чает, как пьяных. Власов к тому же дважды ранен. Из моторного отделения валит густой дым.

Между тем опускаются сумерки.

Внезапно Живов увидел метнувшуюся к танку тень. Командир выпустил клеенча­тую куртку механика-водителя, которого все никак не могли вытащить из танка, схва­тился за кобуру. Однако эта тень оказывается разведчиком Слуквиным, который ехал на броне, живым и невредимым, про которого, признаться, уже и забыли. Слуквин вовре­мя успел спрыгнуть с танкового корпуса и теперь подбежал помочь вытащить Бутенко. Отвлекшись от кричащего от боли механика, Живов увидел, что по ним уже ведется огонь из пулеметов. На поле единственное укрытие — это та самая канава, которая так мешала танкистам днем. До нее метров 50. Вытащив-таки водителя, дружно побежали прятаться, прикрываясь корпусом танка.

Бухнулись вниз. Время как будто снова ускорило свой бег. Раньше в одну секунду старший лейтенант Живов делал множество суетливых движений, теперь же все движе­ния и его, и подчиненных стали плавными, какими-то сонными.

Между тем над головами висели светящиеся трассы от пуль. Нужно было уходить. Крутой скат канавы опускался под воду, до дна, по виду, было около полутора метров. В том месте, где спрятались танкисты, берег нависал над водой, можно было сидеть, не замочившись. Но сзади и спереди от беглецов местность опускалась, а откосы канавы почти сливались с водой.

Командир приказал отползти метров на 25-30. Густые светящиеся трассы остались позади. Погудин перетянул обрубок ноги Бутенко ремнем, сверху Шишкин обмотал но­ги водителя своей фуфайкой и еще раз закрутил ремнем.

Что теперь делать? Вроде бы, если идти дальше по канаве, то можно выйти к своим. А если нет?

Общее мнение экипажа и разведчиков высказал Шишкин: «Вы, товарищ старший лейтенант, идите впереди в разведку. Мы берем Бутенко и идем за вами. Прикрывают Слуквин и Власов».

Через много лет Алексей Федорович Живов вспоминал, что он совсем не был уве­рен в том, что впереди свои. Идти одному с пистолетом было откровенно страшно. Но все бойцы поддержали Шишкина, тут уж нельзя показывать трусость. Пришлось, не по­давая вида, идти вперед и прокладывать дорогу. Для самоуспокоения командир припо­минал старые сентенции вроде «сам погибай, а товарища выручай».

Берега канавы понижались, прятались под водой. Хочешь — не хочешь, пришлось купаться. Живову вспомнилась сцена из фильма «Чапаев»: Чапай плывет по реке, над его головой — пулеметные трассы.

Вот и он теперь, как Чапай, бултыхается под пулями. (В скобках надо сказать, что человеку, родившемуся на сорок лет позднее, скорее всего, припомнился бы другой фильм. Мой ровесник, наверное, смачно сплюнул и грустно сказал бы хриплым голо­сом: «Как в Турции!») Из Лившица, не переставая, грохотали пулеметы.

Чапай Чапаем, но черт возьми, до чего же холодно! Не выдержав ледяной воды, командир выскакивает на берег, пробегает метров с двадцать, снова бухается в канаву. Алексею показалось, что так теплее. Он повторяет этот маневр еще и еще раз, затем ложится, смотрит назад: как там свои? На фоне мутного сумеречного неба четко виды бегущие силуэты: подчиненные тоже замерзли и выскочили из канавы. Командир поднимается, снова несется по полю.

Внезапно светящиеся линии смещаются вперед, догоняют беглецов: немцы их увидели. Живову кажется, что он переступает через трассы хвостатых пуль. Скорей в кана­ву!

Ощупал себя — вроде цел. Восточная окраина деревни уже позади. Вперед!

Во время одной из перебежек увидел перед собой новые снопы трассеров. Упал, полежал, отдышался, осторожно поднял голову, осмотрелся, снял танкошлем, чтобы лучше слышать. Да все правильно: спереди тоже бьют пулеметы. Но бьют они по Лившицу!

     Может, там свои? Сделал еще одну перебежку, упал, услышал: сзади взволнованно, чуть ли не хором орут подчиненные: «Наши! Наши! Вперед!»

Еще перебежка. Впереди взлетают две зеленые ракеты (еще до начала боя команди­ры условились: две красные ракеты — атака, две зеленые — наши).

Судя по ракетам, до своих метров триста. Больше половины этой дистанции Алек­сей пробежал единым духом.

Снова упал, прополз, отдышался, начал кричать, что есть мочи: «Кто вы? Отзовитесь!» Снял танкошлем, услышал: «Свои, свои, давай сюда!»

Навстречу ползут двое, тоже кричат: «Свои, свои, не стреляй!» Когда подползли, первый сказал: «Мы за вами давно наблюдаем, прикрывали огнем, давали ракеты». Жи­вов в ответ попросил помочь перенести раненого. Разошлись.

Через несколько минут старший лейтенант был уже на НП стрелкового батальона, рассказывал обстановку пехотным офицерам. От них, в свою очередь узнал, что из семи танков, что пошли в атаку, целыми остались только два — его, Живова, подчиненных, Огаркова и Ефремова, тех, что отстали. Теперь они стоят в засаде напротив деревни Юртч.

Пехотинцы рассказали Живову, как найти полковника Киселева, он пошел на до­клад.

В командирском танке был только радист Юличев, он доложил, что полковник — на НП пехотного полка, увязывает взаимодействие частей для завтрашней атаки. Он уже знал, что полковой врач Кацман, которого все называли «Батенькой», уже сделал перевязку Бутенко, и что его немедленно переправляют на восточный берег Одера. Ра­дист, как и все в полку, переживал за Юрченко и Гончарова. Последняя передача капи­тана была: «Веду бой с противотанковой батареей. Гончаров со мной, Живов ушел впе­ред, Григорьев прорвался на окраину деревни». После этого связь прекратилась.

Подошли Киселев, замначштаба по разведке Фортальнов, офицеры штаба: «Смо­трите, Живов живой! Живов здесь!» первый вопрос командира — где Юрченко? Ну, а дальше —все по порядку: сколько у немцев было пушек, нет ли минных полей, как луч­ше перевалить через злополучную канаву…

В это время по лесу через расположение полка группами и поодиночке бегом и ша­гом к передовым позициям все подходили и подходили пехотные подкрепления, непо­далеку разворачивались, распрягали лошадей артиллеристы. Утром явно готовилась новая атака.

Киселев отправил Живова к ремонтникам лейтенанта Волошина. Там, прямо в буд­ке укрытой и замаскированной машины, уже разожгли буржуйку — обсушить старшего лейтенанта.

От старшины принесли Живову остатки обеда. Под непрекращающийся грохот орудийной канонады, под разговоры о том, что могло случиться с ротным Юрченко, старлей Живов уснул в углу ремонтной летучки среди папиросного дыма и печного ча­да, завернувшись в чью-то промасленную фуфайку.

4. Новая атака.

Проснулся он оттого, что привычный шум перестрелки перекрыл грохот артподготовки. Машина ехала, раскачиваясь, потом останавливалась, снова трогалась, шла впе­ред, опять стояла. В полутьме Алексей оделся. Летучка остановилась на улице деревни. Живов выскочил из будки.

Это был Лившиц, который они вчера безрезультатно штурмовали. По улице в сопровождении зампотеха Седуна и механика Шлюпикова к машине шли два совершен­но черных человека в прогоревших клеенчатых одеждах. Один «негр» вдруг закричал «Живов!» и полез со слезами обниматься: «Не думал, что мы встретимся, ждал, что нас фрицы прикончат!» Это был Котлов, командир орудия из танка капитана Юрченко. Второй оказался радистом Долгих.

Как это принято, после отхода немцев началось прочесывание деревни — не оста­вили ли «гансы» каких сюрпризов. Седун руководил этими работами. В центре деревни, в подвале кирпичного двухэтажного дома саперы обнаружили командный пункт нем­цев. Сюда вели ходы сообщения со стрелковыми ячейками. Рядом с домом стоял сарай, закрытый на висячий замок. Седун позвал известного своей силой Шлюпикова, вдвоем они выдернули пробой, открыли дверь, увидели двух человек, сидевших в темноте на соломе.

«Товарищ зампотех Седун! Не стреляйте! Я Котлов! Долгих, наши!» Седун и Шлюпиков развязали сидельцев, те плакали: «Мы думали, нас пришли расстреливать!»

Обоих танкистов отправили в санчасть к доктору Кацману.

Седун, Живов и Шишкин пошли искать тех, кто участвовал во вчерашней атаке.

На поле перед деревней стояли подбитые и обгоревшие танки: командира роты — подальше от домов, командира взвода — поближе. Недалеко от танка ротного нашли те­ла Юрченко, его механика-водителя Слепова, заряжающего и двух разведчиков.

Экипаж второго танка после того, как их подбили, пытался отползти от деревни по неглубокой колее гусениц своей машины. Однако они, скорее всего, были хорошо вид­ны с чердаков, и их всех расстреляли. Так их, лежащих в колеях, и нашли: в одной — ко­мандир Гончаров и командир орудия, в другой — механик-водитель и заряжающий.

Танки лейтенантов Григорьева и Кирюхина прорвались в деревню, их уже там подбили фаустники. Экипажи, по-видимому, погибли сразу: никто даже не открыл люков, их теперь пришлось вскрывать ключами.

Солдаты из ремонтного взвода выкопали могилу в центре деревни, сколотили из досок пирамидку с жестяной звездой. Зампотех на трофейном бронетранспортере при­вез с поля погибших. Притащили железную оградку с немецкого кладбища. Похорони­ли товарищей честь по чести, с салютом и речами. Поклялись трижды отомстить за убитых.

А потом полк построился и двинулся на очередное доукомплектование. Живов вспоминал по дороге, как он и старлей Гончаров всего год назад пообещали двум серьезным девушкам из городка Сольцы в Новгородской области обязательно заехать к ним после войны. Петр Гончаров уже не выполнит обещанного. А Живов? Кто же знает…

5. А что было дальше?

Алексей Федорович Живов стал командиром роты, воевал до последнего дня, дошел до границы Германии с Чехословакией, уволен из рядов Вооруженных сил СССР в 1960 году по известному решению Хрущева, долго жил в городе Осиповичи Могилевской обла­сти, работал начальником штаба по гражданской обороне.

Механик-водитель Бутенко умер по дороге в госпиталь.

В одном из последующих боев погиб разведчик Власов.

Капитану Николаю Юрченко и старшему лейтенанту Пе­тру Гончарову было посмертно присвоено звание Героев Советского Союза.

Полковник Петр Киселев так же, как и Живов, служил в армии до 1960 года, затем жил в городе Ленинграде, работал там учителем труда в школе, до самой своей смерти в 1989 году возглавлял организацию ветеранов 124-го танкового полка.

После него организацию возглавлял бывший лейтенант Огарков.

Примечания.

1. Бернштадт—теперь город Берутов, Нижнесилезское воеводство, Польша.
2. Валау— Нижнесилезское воеводство, Польша
3. Гайнау—теперь Хайнув. Нижнесилезское воеводство, Польша.

 

Об авторе