Запомни, браток: без приказа не стрелять

Продолжаем публиковать мемуары партизан-флегонтовцев.

«Без приказа не стрелять» — так называется очередная глава вышедшей в 1984 году книги «Рейдовая в походе».

Короткая справка об авторе главы:

Кирилл Александрович Шлыковгкий, родился в 1925 году в Москве. К началу войны школьник. В партизанах с августа 1942 по 3 июля 1944 года: разведчик, минер в отряде «Боевой», начальник штаба отряда имени П. Л. Валькова. Награжден орденом Красного Знамени и медалями. Умер (на 1984 год).

Шлыковский К.А. вспоминает:

О создании и руководстве отряда им. П.Л.Валькова

“…Вскоре после перебазирования в Малоритский район Брестской области в нашей бригаде был создан еще один партизанский отряд, которому присвоили имя геройски погибшего Петра Леонтьевича Валькова.

Командиром нового отряда назначили Михаила Ильича Четверикова, комиссаром — Валерия Павловича Асташонка, а автора этих строк — начальником штаба. Неожиданное это назначение на первых порах застало меня врасплох. Шутка ли: совсем недавно — рядовой разведчик, а теперь — начальник штаба отряда!

О Четверикове М.И.

Но не боги горшки обжигают, надеялся справиться, тем более что рядом со мной будет Михаил Четвериков. Познакомились мы с ним еще в Москве, а во время рейда, как это часто бывает на войне, крепко подружились. Эта дружба крепилась совместным участием в многочисленных боевых операциях.

Шел в ту пору Четверикову тридцать первый год, до начала войны он успел отслужить действительную в кавалерийских частях и на всю жизнь сохранил внешний вид и выправку заправского конника. Но, конечно, не внешним видом, а безудержной храбростью, неизменной твердостью характера и особенной, душевной человечностью привлекал он к себе всех, с кем общался и в довоенную, и в военную пору. И свидетелем этой душевной человечности доводилось не раз бывать мне.

О случае с Четвериковым М.И. при прорыве блокады

Никогда не забыть морозные дни начала января 1943 года. Отборные фашистские вояки блокировали червенско-осиповичский лесной массив, в котором находились главные силы нашей партизанской бригады «За Родину». Днем и ночью шли ожесточенные бои, а вражеское кольцо продолжало сжиматься туже и туже. Оставался единственный путь к спасению: прорвать блокаду и уйти в соседний район. Прорвать можно, по… как быть с десятками тяжелораненых, со многими сотнями мирных жителей, главным образом детей и женщин из окрестных деревень, искавших у нас защиты и спасения от кровавых расправ гитлеровских людоедов? Не оставишь же их на погибель здесь, в лесу…

Автоматчики и пулеметчики шли первыми. Из блокадного кольца вышли все, кто был на ногах, вынесли и вывезли всех раненых. И вот тут-то, в который уже раз, проявилась душевная человечность Михаила Ильича Четверикова. Из блокады он выходил в числе самых последних. Еще два-три десятка метров, и фашисты останутся позади.

Приготовился к броску и вдруг услышал за ближайшими кустами горький, на разные голоса, детский плач. Михаил бегом обогнул кустарник и увидел запряженную в сани лошадь, а в санях троих мал мала меньше ребятишек. Он вскочил в сани… Эта лошадь, наверное, и вырвалась из блокады самой последней. Словно черная молния, промчалась она по лесной просеке через прорыв, увлекая за собой деревенские сани с тремя детишками. А над ними, строча из трофейного автомата короткими очередями то вправо, то влево, стоял и резким голосом подгонял перепуганного стрельбой коня Михаил Четвериков.

Почему не расстреляли полицая

Он остался таким же душевным, человечным и тогда, когда стал командиром партизанского отряда имени Валькова. В штаб отряда поступили сведения о том, что захватчики готовят к отправке в Германию зерно, награбленное у крестьян деревни Томашовки, расположенной на берегу Западного Буга. Партизаны редко, только по ночам, наведывались в эту деревню, отрезанную от расположения нашего отряда железной и шоссейной дорогами. Да и гарнизон в ней был довольно крепкий. Но могли ли мы допустить, чтобы фашисты безнаказанно грабили местных жителей? Конечно, нет!

Детально изучив план Томашовки, штаб отряда решил днем 16 февраля 1944 года через железнодорожный переезд на конях ворваться в деревню. Мы были уверены, что застигнутый врасплох гарнизон не сможет оказать серьезного сопротивления. Тем более что в налете участвовали почти сто партизан во главе с Михаилом Четвериковым.

И штаб не ошибся: не успев сделать ни одного выстрела, гитлеровские вояки бросились наутек. Нам все же удалось захватить вместе с обозом зерна двух гитлеровских солдат и троих полицейских. Начали допрашивать их, а в ответ, как сговорились:
— Мы не грабили. Нам господин солтыс указывал, у кого забирать хлеб.
Солтыс — это вражеский ставленник, староста деревни.
Двинулись к его дому всем штабом, а фашистский холуй сам навстречу бежит, кланяется, с угодливой улыбочкой докладывает:
— Господа, бандитов в деревне нет… Все в порядке, хлеб к отправке готов…
Видно, принял нас сгоряча за таких же изменников, как он сам. А очухался, разглядев армейские звездочки и красные ленты на наших фуражках и папахах, и тут же — бух на колени посреди дороги:
— Пощадите! Не оставьте детишек сиротами!
Я уверен: случись такое с другим партизанским командиром, десять из десяти не пощадили бы гадину. А Четвериков переглянулся с комиссаром В. П. Асташонком, пробежал строгим, словно бы вопрошающим взглядом по нашим лицам и коротко приказал:
— В хату веди.
Вошли в горницу, солтыс следом вполз на коленях. А там шестеро малышей прижались в углу друг к дружке, смотрят на нас немо кричащими от ужаса глазами.
— Твои? — резко спросил Михаил Ильич.
— Все мои…
— Та-ак… Запомни, гадина: всю жизнь молись па них и… на Советскую власть. Если бы не они…
Командир не закончил, круто повернулся, вышел из избы. Через двадцать минут мы покинули Томашовку, захватив с собой и обоз с зерном, и пятерых пленных.

Обаяние и сердечность Четверикова помогли в дни войны очень многим морально подавленным нашествием гитлеровцев людям обрести веру в нашу победу и занять достойное место в рядах патриотов — подпольщиков и партизан.
Ценить, беречь людей, всеми силами и способами отводить от них угрозу фашистской расправы и смерти всегда было одной из главнейших черт характера М.И. Четверикова.

Сколько раз за время долгого рейда по тылам врага я собственными ушами слышал перед началом той или иной боевой операции его спокойное, но непререкаемое предупреждение:
— Без приказа не стрелять!
Это значило, что наш командир сначала отрядной, потом бригадной разведки, наконец, командир партизанского отряда имени Валькова скрупулезно, детально, шаг за шагом и от начала до конца продумывал всю операцию. Не стрелять — значит раньше времени не обнаруживать себя, преждевременным выстрелом не подставлять под удар врага своих боевых товарищей. Не стрелять — значит быть умнее, хитрее и предусмотрительнее самого хитроумного и многоопытного противника.

Эпизод о подрыве эшелона возле Ясеня 16-17 февраля 1943 года

Вспоминается показательный в этом смысле боевой эпизод, происшедший в середине февраля сорок третьего года, когда наша бригада находилась в лесах Червенского района. Командир разведки Михаил Четвериков получил задание отправиться к железнодорожной станции Ясень Могилевской области, подорвать вражеский эшелон и захватить «языка».

Дважды, в ночь на 16 и на 17 февраля, пытались мы подобраться к железной дороге Минск — Бобруйск, но оба раза поспешно откатывались, отползали назад под огнем из придорожных фашистских дзотов. К счастью, обошлось без потерь. А обойдется ли, если рискнем сунуться в третий раз?

Четвериков решил больше не рисковать. Вместо этого мы утром 17 февраля на дороге, ведущей к железнодорожному переезду, задержали две санные упряжки, на которых крестьяне деревни Ясень ехали на работу. Остановили их, начали расспрашивать: куда едут, на какую работу, что будут делать. Оказалось, что по распоряжению оккупационных властей деревенский староста ежедневно, по заранее составленному списку выделяет группу односельчан валить лес и убирать стволы деревьев по обеим сторонам железнодорожного полотна.
— Каждый день других? — спросил Четвериков.
— Ага… Деревня у нас большая…
— А кто вами командует па валке леса?
— Сами управляемся. Зайдем в бункер к ихнему старшему, он отведет участок, и вали. Вечером проверит.
Михаил Ильич усмехнулся.
— Так и быть, хлопцы, сегодня мы вместо вас на фашистов поработаем. Снимайте свои кожухи и шапки, надевайте наши.
— Это как же? Зачем?
— Затем, чтобы их начальник с работы нас не прогнал.

Обменялись одеждой быстро: не идти же в бункер в своей, полувоенной, да еще и в фуражках со звездочкой, в папахах с красной лептой. Уложили в сани заряд взрывчатки, автоматы с круглыми дисками, прикрыли их сверху сеном. Трофейные автоматы, спрятав под кожухи, взяли с собой. Пилы и топоры открыто лежали на санях. Настоящие лесорубы остались в придорожном лесу с двумя нашими коноводами, а мы па санных упряжках двинулись к переезду.

Добрались до него, зашли в караульный бункер. Из рассказа задержанных крестьян знали, что увидим там: слева от входа пирамида с оружием, справа вдоль всей стены топчаны из досок для отдыха охранников, а напротив входной двери, за столом, должен сидеть немецкий офицер. Соответственно и роли между
собой распределили: трое хлопцев с автоматами под полушубками становятся лицом к скамейке, преграждая охранникам доступ к их оружию, Михаил с обязательным ежедневным подношением — куском сала в руках подходит к офицеру и…

И все получилось совершенно иначе!

У молоденького разведчика, Павлика Сысоева, при виде офицера сдали нервы. Вспомнил вдруг, как такой же мордатый гитлеровец у него на глазах командовал расстрелом всей их семьи, и, выхватив из-под полы автомат, полоснул короткой очередью поверх головы подходящего к столу Четверикова.

Это было настолько неожиданно, что ни Гриша Сташкевич, ни Павел Цыганков не успели вытащить свои автоматы. Не успел воспользоваться пистолетом и Михаил Четвериков. Офицер прыгнул через стол, схватил его за горло, и оба рухнули на пол. На охранников бросились паши разведчики, к нам на помощь, услышав шум, подоспели остававшиеся с санями Иван Рыбак и Степан Ковалевский.

Возвращались в отряд после того, как на нашей мине подорвался и слетел под откос вражеский железнодорожный эшелон. Разведчики радовались: и задание штаба бригады выполнили, и живы-здоровы все. Только Миша Четвериков почему-то молчал и хмурился. Почему?

Я узнал причину, увидев, как наш командир подозвал Павлика Сысоева и без злобы, без горечи сказал:
— Хорошенько запомни, браток: без приказа не стрелять…